Время надежд - Страница 6

Она виновато прикусила нижнюю губу, устыдившись своих мыслей.

К приезду гостей Мейбл приготовила на втором этаже две удобные безупречно чистые спальни. Две. Одри, естественно, будет спать в своей комнате, а Ричард – в своей. Комната, приготовленная для Ричарда, была самой маленькой из всех, но, возможно, и самой симпатичной. Особую прелесть помещению придавали натертый до блеска дощатый пол и небольшое мансардное окно. Доминировала же роскошная двуспальная кровать.

Мейбл обвела уютную гостиную невидящим взглядом, не замечая открытых балок низкого потолка и глубоких ниш окон, придававших комнате своеобразное очарование добротной старины.

Дом был очень старым, и Мейбл влюбилась в него с первого взгляда. Она подозревала, что, не будь такой спешки с переездом из Лондона, отец охотно бы подождал, пока на продажу выставят нечто более современное. Мейбл с присущим ей мастерством и вкусом возродила к жизни дышавшую на ладан деревянно-кирпичную развалюху, и теперь дом нес на себе отпечаток ее личности. У всякого, кто впервые попадал в эти уютные комнаты, захватывало дух от восторга и удивительного ощущения покоя.

Возможно, следовало набраться храбрости и напрямую спросить Одри, рассчитывает ли она жить в одной комнате с Ричардом? – терзалась сомнениями Мейбл. Правда, в спальне Одри по-прежнему стоит узкая девичья кровать, но что делать, если дочь выкажет желание поселиться в одной из свободных комнат вместе с гостем? Как быть, если Ричард потребует, чтобы Одри спала с ним и таким образом продемонстрировала матери, насколько серьезны их отношения?

От знакомых, столкнувшихся с подобной проблемой, Мейбл наслушалась немало ужасных историй, которые не прибавляли оптимизма. Не то чтобы она не желала признать, что дочь стала взрослой женщиной, конечно, нет, она это знала и смирилась с этим, но одно дело соглашаться, что Одри достаточно взрослая, чтобы иметь с кем-то интимные отношения, и совсем другое – оказаться в ситуации, когда эти отношения развиваются буквально у тебя под носом, оживляя все страхи и тревоги.

Поскорее бы уж они приехали. А еще лучше, позвонили и сообщили, что у них изменились планы. Господи, как я боюсь этой встречи… Но ради Одри придется притвориться, что Ричард мне нравится и что я рада за дочь.

Стоп, так не годится, мысленно оборвала себя Мейбл. Вероятно, этот Ричард очень милый мальчик и так же влюблен в Одри, как она в него. Он наверняка так же раним и чувствителен, и где-то у него есть мать, которая с таким же ужасом ждет встречи с Одри, как я – с ним. Но почему же на душе так тревожно?..

2

Почему же они опаздывают? Часы показывали почти пять, а Одри обещала приехать около четырех. От волнения у Мейбл заныло под ложечкой. Вдруг они попали в аварию? История повторяется – Одри погибает в автокатастрофе, как погиб ее отец… Мейбл усилием воли приструнила свое не в меру разыгравшееся воображение.

К ужину она приготовила любимые блюда Одри, включая пирог с яблоками из собственного сада, которые научилась хранить так, что они могли долежать до Рождества, а некоторые сорта даже до Пасхи. Мейбл с нетерпением ждала Рождества, когда дочь должна была приехать домой, лелеяла эту мысль, как ребенок тайком копит запретные сладости, потому что понимала: в университете Одри заведет новых друзей, и вполне естественно, что следующие праздники ей захочется проводить уже с ними, а не с матерью. В глубине души Мейбл подозревала, что это будет последнее Рождество, которое они с Одри проведут вдвоем. Но теперь, чувствуя неприятный холодок от этой мысли, Мейбл невольно задавала себе вопрос, не придется ли ей встречать Рождество в обществе Ричарда? Или хуже того, вдруг он увезет Одри куда-нибудь…

Со двора послышался гул мотора подъезжающего автомобиля. Мейбл застыла, мышцы живота болезненно сжались, но, взяв себя в руки, она как можно спокойнее направилась к парадной двери.

Проходя мимо висевшего над камином зеркала, она мельком бросила взгляд на свое отражение. Что-то он увидит, этот Ричард, угрожающий сломать весь привычный уклад моей жизни? Интересно, заметит ли он, что Одри унаследовала от матери овал лица и слегка миндалевидный разрез глаз? Правда, если глаза Мейбл были какого-то неопределенного зеленовато-карего цвета, то глаза Одри сияли яркой голубизной; если волосы Мейбл можно было назвать просто темными, то волосы Одри были блестящими и черными как вороново крыло.

Цвет волос и глаз Одри унаследовала от отца, но от матери ей достались тонкая кость и изящные кисти и щиколотки. Чему Мейбл действительно завидовала, так это росту дочери. Она терпеть не могла свои жалкие пять футов и два дюйма. В довершение всего при своей миниатюрности Мейбл была такой стройной, что порой ее принимали за ребенка, особенно со спины или когда она работала в саду, одетая в джинсы и футболку. Может быть, ей удалось бы придать себе больше солидности, если бы она носила другую прическу, но вьющиеся волосы были такими непокорными, что с ними мало что можно было сделать, кроме как оставить в естественном беспорядке.

Парадная дверь была сделана из сплошного деревянного полотна, и, открывая ее, Мейбл не могла видеть, что происходит снаружи, но мысленно уже представляла, как Одри весело взбегает по ступенькам и в своей обычной манере бросается ей на шею, едва не сбивая с ног. Но, открыв дверь, она не увидела Одри.

Из машины, остановившейся на подъездной аллее, неспешно выбирался мужчина. Заметив Мейбл, он улыбнулся.

Мейбл испытала разочарование, смешанное с облегчением. Кем бы ни оказался этот мужчина, он явно не мог быть приятелем Одри, хотя бы потому, что несколько староват для этого. По возрасту незнакомец был ближе к сорока пяти, нежели к двадцати пяти.