– А вы, оказывается, темная лошадка! – многозначительно улыбаясь, воскликнула Дженни. – Когда я спрашивала, не ждете ли вы гостей, то не представляла… Мне и в голову не приходило…
Мейбл холодно посмотрела на женщину и резковато спросила:
– На что вы намекаете, миссис Раис? Еще недавно в подобной ситуации она бы страшно смутилась и ни за что бы не решилась потребовать от Дженни объяснений, но сейчас вся скованность вдруг исчезла. В конце концов, разозлилась Мейбл, я взрослая самостоятельная женщина, я не отвечаю за свои поступки ни перед кем, кроме самой себя. Что бы кто ни говорил, моего отца уже нет в живых и сплетни его не расстроят, а остальное не важно.
Дженни выглядела недовольной и слегка озадаченной.
– Так, ни на что. Но если живешь с мужчиной, следует быть готовой к тому, что люди заподозрят…
– Что? – холодно прервала ее Мейбл. – Что он мой любовник?
Дженни покраснела. Казалось, закоренелая сплетница испытывает неловкость.
– В общем, да. Разумеется, я отметаю все эти пересуды, но вы знаете, каковы люди…
– Я знаю, каковы некоторые из них, – многозначительно уточнила Мейбл. Затем она обошла Дженни и сухо добавила. – А теперь, миссис Раис, если вы не возражаете, я займусь покупками.
Только гораздо позже, уже обойдя полмагазина, Мейбл заметила, что все еще дрожит. Она попыталась успокоиться, говоря себе, что не стоит принимать слова Дженни слишком близко к сердцу, но это не помогло. Мейбл не привыкла быть объектом нездорового любопытства и даже не предполагала, что может оказаться в этой роли.
Она не раз слышала, как люди безжалостно и цинично обсуждают какую-то пару, и мысль, что точно так же будут перемывать кости ей и Ричарду, была ей невыносима. От этого Мейбл почувствовала себя грязной, оплеванной… Женщина встряхнула головой, пытаясь прогнать ненужные мысли, но все равно не могла избавиться от обиды и злости, порожденных словами Дженни. Эти чувства не отпускали Мейбл и вечером, когда она готовила ужин.
Стряпня шла полным ходом, когда в кухню вдруг вошел Ричард. Мейбл настолько привыкла к тому, что его большей частью не бывает дома, что вздрогнула от неожиданности.
Заметив ее реакцию, Ричард нахмурился и спросил:
– Что-нибудь не так?
– Все в порядке, я просто не ожидала вас увидеть.
– Я это понял, – хмуро согласился Ричард.
В тоне Ричарда слышались горькие, чуть ли не презрительные нотки, разительно не похожие на его обычную манеру общения, и они царапали израненные нервы Мейбл, будто наждачная бумага.
– Я вернулся раньше, потому что мне нужно вам кое-что сказать.
Мейбл отложила свои дела и приготовилась слушать. Ричард еще не начал говорить, а ее сердце уже учащенно забилось. Женщину охватили мрачные предчувствия. Она инстинктивно чувствовала: что бы он ни собирался сказать, ей это не понравится. Так и вышло.
– Я нашел себе другое пристанище. Мейбл потряс не только сам смысл его слов, но и то, как резко, почти вызывающе они были сказаны. На миг она оцепенела, будучи не в состоянии не только ответить, но и вообще как-то отреагировать, и только смотрела на него расширенными глазами.
– Мне показалось, что в сложившихся обстоятельствах это лучший выход, – добавил Ричард. – Сегодня вечером я перевезу свои вещи.
Мейбл знала, что должна как-то выразить свое отношение, но не могла. Она боялась, что если попытается заговорить, то просто сорвется. Но все-таки следовало дать Ричарду понять, что она не против, сделать вид, будто это ее не волнует, будто ее сердце не разрывается на части. Мейбл взяла себя в руки и словно со стороны услышала собственный голос – какой-то чужой, незнакомый, с несвойственными ему металлическими нотками.
– Что ж, в таком случае я готовлю ужин только на себя.
Какая банальность! Мейбл хотелось завизжать, забиться в истерике, но каким-то чудом удалось сдержаться.
Ричард уезжает. Это моя вина и только моя. Если бы я не вела себя как дурочка, если – бы сумела скрыть свои чувства, не показала их так явно… Но сделанного не воротишь. Что толку корить себя? Где моя гордость, самостоятельность, выдержка, наконец?
На протяжении следующих двадцати четырех часов Мейбл еще не раз приходилось взывать к своей выдержке. Пока Ричард грузил в машину вещи, она молча наблюдала из окна. Потом он отыскал ее, чтобы сдержанно поблагодарить за все, что для него сделала хозяйка этого дома.
Уже на пороге Ричард вдруг обернулся, и Мейбл на миг показалось, что он собирается заключить ее в объятия, но он сразу же, словно спохватившись, резко развернулся и ушел, не сказав даже «до свидания».
Мейбл дождалась, пока «бентли» скроется из виду, и только после этого предалась своему горю. Нет, она не изливала его в потоках слез. Мейбл страдала молча, но боль, терзавшая ее, была столь невыносимой, что женщина не находила себе места.
Перед отъездом Ричард сообщил ей свой новый адрес – на всякий случай, если ей понадобится с ним связаться. По адресу Мейбл догадалась, что он снял пустой коттедж в небольшом поселке в нескольких милях от ее дома.
Понадобилось три дня, чтобы она более или менее пришла в себя и оказалась в состоянии вернуться к работе. Мейбл принялась за новые эскизы без всякого энтузиазма, но это было все же лучше, чем полдня валяться в постели, не имея ни малейшего желания даже открыть глаза навстречу новому дню, а потом бодрствовать чуть не до первых петухов, потому что эмоциональное напряжение не дает уснуть.
Трудотерапия, вот что мне нужно, решила Мейбл. Следует занять себя каким-нибудь простым понятным делом, каким занимают больных, выздоравливающих после тяжелой болезни. Кажется, я вполне подхожу под такую категорию, правда с одним уточнением: само выздоровление пока кажется несбыточной мечтой, и лучшее, на что я могу рассчитывать, это просто выжить.